2.12. Средний балл
Залёты - залётами, наряды –нарядами, а между тем близился конец семестра и уже не вдалеке маячил зимний отпуск.
Как-то в казарму налегке вбежал старший лейтенант Ильин и построив вверенную ему учебную группу важно прошёлся перед строем. Хитро улыбнулся и произнёс:
- Товарищи курсанты, сегодня среда. Завтра четверг, день подачи задолженностей.
Он всегда старался выражаться ясно и односложно. А потом обратившись ко мне сказал:
- Смотри Ярик, не сдашь физо, останешься в Освенцеме, - и продолжил далее, - Нам не нужен средний бал, лишь бы отпуск, не пропал! Правильно Дедело?
- Так точно товарищ старший лейтенант! - выпалил Хамер.
Я же уже был научен горьким опытом прошлой зимней сессии и был намерен сдать экзамен по физической подготовке с первого раза.
- Ну вот и хорошо! А теперь. На пра-ВО! Выходим не в ногу строится на развод на занятия, - подал команду курсовой офицер.
В Крыловке, а потом и в ХВУ развод на занятия представлял собой мини парад. Параду предшествовало построение факультетов в казарменном городке. После построения факультеты выходили через ворота корпуса Д на улицу Динамовскую, поворачивали на лево и строем с песней шли в сторону ул. Тринклера. Развод обычно принимал дежурный по училищу, и кто-нибудь из начальства. Бывало, что своим вниманием нас жаловал и генерал лейтенант Толубко Владимир Борисович. Обычно проверяющие стояли на тротуаре лицом к санчасти и спиной к спортивному комплексу «Пионер». Рядом с ними был барабанщик задававший тон всему прохождению. Улицу Динамовскую загодя перекрывали дежурные флажковые и всё училище строевым шагом отправлялось на занятия. Прохождение и развод могли отметить только в сильную непогоду, когда шёл дождь или во время гололедицы.
На перекрёстке с улицей Тринклера курсовые колонны расходились кто куда. Кто-то возвращался обратно в корпус Д, кто-то шёл в ГУК, а кто-то спешил на занятия в Померки или в учебные корпуса разбросанные по всему городу. На втором курсе мы занимались как правило в корпусе Д и стареньком довоенной постройки корпусе А который стоял рядом с ГУКом по улице Динамоской, там же была на профильная 43-я кафедра, возглавляемая в те годы полковником Соколовым. Так что далеко ходить не приходилось.
В девяносто третьем – девяносто четвёртом годах, после того как училище стало университетом, появились активные тенденции к украинизации общества, как языковой, так и исторической. На общеобразовательной кафедре истории впервые начали почитывать уже украинскую историю с уклоном на самостийну государственность. Там я впервые в самостийном ракурсе услышал про Орлика, про Грушевского и прочих граждан активная деятельность которых в конечном итоге ни к чему полезному не привела, но зато увенчалась гражданской войной и кучей жертв.
К тому же на втором году жизни после развала СССР всё активней ставился на повестку дня украинский языковый вопрос. Подавляющее большинство населения, проживавшего на территории бывшей УССР, прекрасно знало русский язык и в то же время могло в повседневном обиходе, использовать для общения Суржик — разговорный язык, состоявший из элементов украинского и русского языков, а также включающий в себя языковые обороты, используемые народами соседствующих с Украиной государств Молдовы, Румынии, Венгрии, Словакии, Польши и Белоруссии. И потому чёткую грань между суржиком и другими языками провести невозможно даже сейчас. И я намеренно не подымаю национальный вопрос, так как большинство этнических украинцев знало русский язык и могло свободно им пользоваться. Эта ситуация кому-то очень не нравилась в начале девяностых. Потому у нас появился предмет – деловой украинский язык. Данную учебную дисциплину можно было бы назвать как-то иначе. Но её назвали так, как назвали, а необходимые часы для обучения выдернули из профильных предметов. Таким образом общее качество образования пострадало из-за языкового вопроса. В девяносто третьем году в университет парней уже набирали только с территории Украины, а украинский язык к тому моменту читали во всех школах, - даже в Крыму. Так что украинский, как и русский знали если не все, то почти все. И дубль, школьной программы обучения, как мне кажется, был лишним, даже в контексте написания документов для делопроизводства. Лучше бы эти часы отдали в пользу английского языка, если уж так хотели нас полезному языку научить. Да и потом, в будущей евроинтееграции при стремлении в НАТО Украине это бы пригодилось.
Кстати об английском языке как об учебном предмете. С разу скажу, что с языками у меня всё плохо. Владею я только Русским и некоторыми его диалектами, - на каких-то из них я изъясняюсь с трудом, а на каких-то говорю в совершенстве, только от этого совершенства у окружающих уши вянут. Да вы и сами уже, наверное, это заметили. Поэтому остановимся именно на предмете, а не на языке. Вела у нас его молоденькая девушка, вчерашняя выпускница ХГУ - Наталья Елецкая. Такая себе миниатюрная кареглазая симпатичная брюнетка, - барышня, которая с присущим многим юношеским максимализмом мечтала о чем-то хорошем. Дело своё хотела начать, наукой заняться… Сложно ей, наверное, было сразу вот так вот окунуться в работу в военном училище, когда кругом столько молодых парней почти одного с ней возраста. И которые не могут, ну никак не могут и не хотят смотреть на эту привлекательную молодую особу как на преподавателя кафедры иностранных языков. Дело всё-таки молодое. А тут ещё и Кill, да Пятрух - два друга не разлей вода, постоянно норовили, что ни будь отчебучить. То в лингафонном классе записей каверзных понаделают и гадостей всяких на магнитофонную ленту наговорят, то каких ни будь записочек как в школе накидают. Этих двух красавцев даже нашему курсовому офицеру Ильину унимать приходилось. Уж больно она им понравилась тогда. А из занятий помню, только что пытались мы разучивать какие-то армейские диалоги, ну, например, как допросить пленного или поговорить с кем ни будь на военную тему в Лондоне. И если с допросом вначале девяностых всё было более или менее ясно, то вот с кем в английской столице можно поговорить на военные темы – было совсем не ясно. Одним словом, советская школа в новых украинских реалиях. Сейчас с этой языковой задачей моя дочь лучше справиться чем я тогда. Но это не камень в огород Елецкой, это просто я был-таким балбесом, да и учебные программы были выстроены в те годы далеко не лучшим образом. Интересно чему сейчас учат на этой кафедре украинских курсантов новой формации.
Помню, как-то пришла наша англичанка на занятия вся перепуганная, расспросили мы её с участием, что да как с ней произошло. И выяснилось, что решила она с утра, срезать по дороге на работу угол, и пройти во внутренний двор казарменного городка не через КПП, а через потерну. А в это время все младшие курсы ХВУ по этому подземному переходу на завтрак в столовую спускались. В потерне мрак, пыль и топот сотен ног, запах жуткий от портянок, юфти и гуталина. Бедняга в угол поворота вжалась, а мимо неё человеческая река сплошным потоком так и прёт. А кто-то для куража ещё умудряется в переходе строевым шагом идти, отчего стены этой подземки ходором ходят, и штукатурка на голову сыплется да лампы гаснут. Жуть, одним словом. Стояла она там минут десять пока все прошли. Вышла, голова с перепуга кружится, от специфического курсантского запаха тошнит. В общем, кое как добрела она до своего кабинета на четвёртом этаже, да и села у окошка отдышаться и на улицу Динамовскую посмотреть. И вот потом с нами поговорила о жизни. А мы как раз, пока она у окошка сидела, под окнами маршировали в погоне за средним баллом. Вообще, Елецкая собеседником была интересным и совсем не потому, что была молоденькой девушкой, вовсе нет. Просто она была начитанной и образованной. Не знаю, как потом у неё судьба сложилась, говорили, что с кафедры она ушла. Да и в университете я её не встречал. Слышал, что она нашла свою судьбу в нашем наборе 1992 года, только на другом факультете. Кажется на седьмом.