1.10. Курс делится на группы
Со временем, начал обращать внимание на то, что сержант Ковбалюк стал относится ко мне довольно предвзято. За те пару недель, как он выполнял обязанности зама старшины Вадим успел войти во вкус, и даже начал куражиться. Кроме того, во круг него стала формироваться местная "элита". И вот, после пятого августа не прошло и недели, как моя, только недавно сформированная учебная группа, да и курс в целом, разделились на несколько небольших замкнутых сообществ, которые никак не соответствовали официальному делению курса на взвод и учебные группы. Наиболее явно выделялась группа Ковбалюка и "харьковских". К сержанту примкнули бывшие военнослужащие срочной службы, их было по одному в каждой группе. Не считая, Вовы Засенко. Ему было двадцать четыре года и не понятно, что именно в таком возрасте, привело его в военное училище. Толи это было желание стать офицером, толи просто получить образование на халяву, а может быть его просто кто-то туда пристроил, что бы парень не без толку не болтался. Не стоит забывать, что наш четвёртый факультет был «блатным». Оставшаяся разнородная масса бывших школьников, вчерашних абитуриентов, просто металась в непривычной обстановке, пытаясь найти какую-то опору. Вот кое-кто из них и прибился к Ковбалюку. Но, со временем, Зонтов отделился от этого "солдатского братства" и занялся укреплением коллектива баллистиков, сформировав в месте со своим другом Волобуевым ряды непримиримой оппозиции. Этот процесс ускорило принятое Мерцаловым решение о том, что каждый из бывших военнослужащих срочной службы должен стажироваться в должности заместителя старшины. Тем более, что среди них было три сержанта. Примечательно то, что при поступлении в училища их воинские звания сохранялись, а вот вчерашние кадеты вице сержанты, становились на ровне со всеми обычными курсантами. Таковы были правила, кадеты были вчерашними детьми, а солдаты – солдатами.
Ну и наконец "харьковские" - их у нас на курсе было много, и основная их масса была сосредоточенна в первой учебной группе. Это в основном, были дети военных, преподавателей и научных сотрудников, в двух словах - "белая кость". Хотя у нас в группе тоже были харьковчане Фещенко и Славик Ильин, по прозвищу " Kill". Почему к нему привязалось именно это прозвище я уже не помню, но кажется из-за того, что он увлекался тяжелым роком. Славика все это крайне воодушевляло, хотя по своей натуре, он был тихим отзывчивым человеком и совершенно не конфликтным. Слава довольно быстро сдружился с Вадимом Пятрухом и Димой Щербаковым, образовав своеобразную микрогруппу, а Фещенко примкнул к Ковбалюку. Позже к этой троице примкнул Хаммер и Моряк - в прошлом вице сержант Приходько, который был выпускником Криворожской кадетки.
Кроме того была у нас ещё одна группа Слобожанских ребят. В неё вошли Коля Петров, Саша Гуцул, Андрей Гришпак и братья Омельченки, с Кавасаки, а так же затесался Коля Мамонт –это был из Смелы Кировоградской области.
Ну, а я остался сам по себе, не примкнув, ни у одной из групп, появившихся на курсе. Хотя без установления дружеских связей, конечно же, не обошлось. В первый месяц своей службы я сошелся с Сергеем Осиевским и Вовой Бровским. Такое положение дел позволяло сохранять некоторую независимость, но и имело свои недостатки. В случае возможного противостояния с Ковбалюком, это пришлось бы делать в одиночку. Тем более, что хамское поведение сержанта уже порядком меня раздражало. Кроме того, все это еще усугублялось неравномерным распределением нарядов, которое выражалось в том, что приближенные к нему курсанты не попадали в столовой ни на посудомойку, ни в овощерезку. Ковбалюк периодически пытался поддеть или зацепить меня, как-то раз, дело даже чуть было не дошло до драки. Мы отошли с ним за бараки к забору авиазавода. Ковбалюк прижал меня к стенке и завел со мною разговор на тему уважения к нему как к сержанту. В результате он получил ответ, что это самое уважение в коллективе еще нужно заслужить. Он попытался ударить меня. Я стукнул его, но от драки его удержало, скорее, не мое физическое сопротивление, а то, что в случае наличия побоев и синяков мне бы поверили больше чем ему, хотя бы по тому, что он был старослужащим, и имел опыт дедовщины, а я принадлежал к числу гражданской молодежи. Стоило мне ему об этом сообщить, как он тут же осекся, и конфликт утих, хотя и не был исчерпан.