1.21. На парад
Холодным, ноябрьским, воскресным утром 1992 года, сразу после завтрака в казарму влетел лейтенант Петько и объявив построение, сообщил: в связи с тем, что курс сегодня будет участвовать в открытии какого-то памятника, скорее всего, героям Великой Отечественной войны, весь личный состав должен в течении получаса переодеться в парадную форму для строя, и быть готовым к выдвижению на Могилки, - это Молодёжный парк в Киевском районе города Харькова, в минутах десяти ходьбы от училища. На этом месте до Великой Отечественной войны, в XIX –XX веках, было Иваново-Усекновенское кладбище, ну а после, когда хоронить покойников стало негде, да и за могилами перестали ухаживать, городскими властями было принято решение о закрытии кладбища, а в 1970 году и о его сносе. И вот так вот на этом самом месте появился Молодёжный парк, куда нам совершенно не выспавшимся после бессонной ночи вызванной очередным адским ПХД, предстояло выдвинуться в пешей колонне. Все воскресные мероприятия отменялись. Делать было не чего, приказ есть приказ, пришлось собираться.
Минут через пятнадцать мы уже стояли в строю, за это время успели подтянуться остальные курсовые и офицеры, и капитан Мерцалов, который перед мероприятием провёл небольшой строевой смотр. Нашим внешним видом, он в общем и целом остался доволен и громко подал команду:
- Курс! На право! Не в ногу, выходим строиться на улицу!
На плацу перед казармами уже стояли или выходили строиться такие же, как и мы, первокурсники. В результате была сформирована колонна из первых курсов пяти факультетов, которая и выдвинулась в направлении Молодёжного парка. Благо он был не вдалеке за улицей Сумской, в двух кварталах от училища и идти было не долго.
На место мы прибыли минут через пятнадцать и выстроившись на парковой аллее по факультетно, стали ждать открытия памятника, который оказался памятным знаком в виде камня и был укутан в белый саван прямо перед нами.
То ноябрьское утро выдалось довольно холодным и промозглым. Мы стояли на против знака, по левому 
флангу от нашей линии стоял Свято-Иоанно-Усекновенский храм. Храм был построен в 1845 году как кладбищенский по проекту А. Тона и О. Полякова.. В 1857 году храм стал приходским. В архитектуре храма прослеживались традиции старинной русской архитектуры. Это было классическое крестово-купольное сооружение с красными стенами, в ограде которого был погребён в 19 веке профессор Харьковского университета протоиерей Тимофей Буткевич, - его могила сохранилась одна из не многих до наших дней. Этот храм сохранился в городе в действующем состоянии с революционных времён, его не тронули большевики и власть советов в период борьбы с религией, как с опиумом для народа, его оставили в покое на радость прихожанам. Храм сохранили вместе с могилами которые принадлежали основоположнику Украинского театра Кропивницкому, и выдающемуся горожанину и по совместительству советскому историку Баглелю. А может быть это могилы и души прихожан сохранили свой храм… Но я не об этом.
Мы стояли немного мёрзли и глазели по сторонам. В парке было необычно пусто для подобных мероприятий, и ситуация стала приобретать какой-то непонятный оттенок, но, возле храма было заметно какое-то движение, и судя по всему по какой-то причине церемония открытия знака должна была начаться именно из храма, но почему-то задерживалась.
Между тем, это была осенью девяносто второго, еще не прошло и одного года с того момента как рухнул Советский Союз. Остатки некогда великой державы еще пытались жить по Советским устоям, но уже катились в бездонную пропасть времени. И то что произошло в тот день я понял только с годами. Когда, то, что раньше для нас было, по меньшей мере, странным, стало обыденным.
К чему все это спросите вы? Причём тут церковь и причём тут лозунг украинских националистов Слава Укрине? Сейчас попробую объяснить, но для этого мне придётся забежать на пару десятилетий в перёд.
В феврале-марте 2014 года мои бывшие однокурсники активно спорили в социальных сетях, обсуждая политическую ситуацию на Украине. Многие из них в тот момент находились на ответственных должностях в армии «незалежной», а многие, и таких было большинство, уже давно не служили. Но все без исключения, с напряжением наблюдали за происходящим. Ситуация с каждым днем становилась все хуже и хуже. В Киеве неизвестные отстреливали представителей обеих противоборствующих сторон из числа простого люмпена или маргиналов, как с некоторых пор стало модно называть представителей низов общества, которые были собраны на майдане со всей Украины изображать массовку реально недовольного жизнью народа. Почему массовку? Да потому, что если бы это была не массовка, то толпы голодных сограждан сидящих на майдане давно бы смели все продуктовые и ликёроводочные магазины в округе, но они остались целы. А все потому, что реальные зачинщики беспорядков умело воспользовавшиеся натуральным недовольством людей и пустили его в «нужное» им русло, горланившие с трибун "Банду геть!" и представители сомой банды, которую собирались отправить «Геть!» - в се они оставались невредимыми. При этом гибли простые люди, кто-то по глупости и из романтических или патриотических побуждений, кто-то погибал по долгу службы, а кто-то просто пытаясь выполнить подписанный с кем-то контракт. Страна быстро скатывалась в горнило гражданской войны, которое уже тлело с октября тринадцатого года и теперь оно грозило полыхнуть с новой силой. Как-то так вышло, что к спору о судьбе "незалежной" подключился наш первый начальник курса – Андрей Альбертович Мерцалов. Слово за слово и речь зашла о бандеровцах – представителях украинских националистов, так наш бывший начальник именовал тех, кто руководил биомассой, копошившийся на майдане в стольном Киев граде. Кто-то написал, что никто из участников беседы ни разу не видел настоящего живого бандеровца, и поэтому нет смысла клеймить этим словом даже отдельно взятых жителей Украины, которые «отстаивают свои права на майдане». Я следил за этой полемикой со стороны, а потом вспомнил, что, по крайней мере, одного живого бандеровца мы все-таки видели и причем всем курсом. Просто все об этом забыли. А между тем зря. Ведь процессы, происходящие вокруг нас, носили более глубинный характер и были запущенны значительно раньше, чем это казалось большинству окружающих.
И тут стоит вернуться обратно в холодный ноябрь девяносто второго года к Свято-Ионо-Усекновенному Храму. В том году, храм уже принадлежал Украинской Православной общине московского патриархата, которая всего несколько месяцев назад юридически отделилась от Русской православной церкви, но признавала над собой главенство Московского Патриарха, Всея Руси. В данном случае ключевым является прилагательное «Украинской», а не словосочетание «Московский Патриархат». А регистрация религиозной организации Русской православной церкви как юридического лица резидента Украинского государства, хоть и звучит по бухгалтерскому сухо, зато объясняет значение прилагательного «Украинской» и ставит всё на свои места. Ведь иначе и быть не могло, церковь просто должна была определиться в новых реалиях жизни в «незалежной».
В мае-июне того же 1992 года Владыка Харьковский и Богодуховский Никодим (в миру Руснак), к слову уроженец Румынии, а ныне Кицманского района Черновицкой области, под воздействием центробежных сил, раскрученных на территории бывшего Союза, созвал Архиерейский Собор в Харькове, приложив к этому событию массу усилий. Речь на соборе шла о единстве Русского православия, в Украинских границах. Единство церкви на местах расшатывал бывший митрополит Киевский и Галицкий Филарет (в миру Денисенко), которому незадолго до этих событий на Священном синоде Русской православной церкви не удалось занять место патриарха Всея Руси. К слову, родился Денисенко на Донбасе. Интересно правда? Сошлись ведь бывший гражданин Румынии и человек с Донбаса. Дальше - больше.
У Никодима не вышло сохранить единство русской православной церкви на Украине, так как собор не поддержали ни Филарет, ни его соратники Иаков (Панчук) и Андрей (Горак). Все они проигнорировали и не явились на архиерейский собор. Но всё же по итогам собора владыке Харьковскому и Богодуховскому удалось удержать церковь и основную массу прихожан в формальной юрисдикции Московского Патриархата. А Филарет при поддержке Киевских властей создал не каноничную альтернативную Украинскую православную церковь Киевского патриархата, оформленную учредительным собором 25—26 июня 1992 года в Киеве, что фактически привело к возникновению раскола в Украинской православной церкви.
Незадолго до этих событий, перед самым развалом СССР, 3 мая 1990 года умер Предстоятель РПЦ Патриарх Пимен; в тот же день состоялось заседание Священного Синода Русской Православной Церкви, на котором Местоблюстителем Патриаршего Престола был избран митрополит Киевский и Галицкий Филарет.
В мае 1990 года, когда ещё был цел Советский Союз, на встрече с духовенством Тернопольской епархии Филарет порицал участников автокефального раскола, говоря, что раскольники действуют по прямой указке националистических организаций, обосновавшихся за границей.
А после этого уже 6 июня 1990 года в патриаршей резиденции в Даниловом монастыре (это в Москве) состоялся Архиерейский собор, избравший трех кандидатов на патриарший престол: митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (Ридигера), митрополита Ростовского и Новочеркасского Владимира (Сабодана) и митрополита Киевского и Галицкого Филарета (Денисенко). Имея давние и тесные связи с руководством СССР и КГБ, Филарет рассчитывал, что именно он возглавит Русскую православную церковь. По словам митрополита Никодима сказанных им о Филарете «он пошёл накануне выборов к Лукьянову А. И. и говорит, что есть договорённость с ЦК, что именно он будет Патриархом. На что Лукьянов ответил: „Михаил Антонович, теперь мы вам не можем помочь: как решит Собор, так и будет“». В результате тайного голосования 7 июня членами Поместного собора Филарет получил 66 голосов, тогда как за митрополита Алексия было отдано 139 голосов, за Владимира-107. В результате Патриархом стал Алексий, а Филарет вернулся на Украину.
И вот в 1992 году в Харькове согласно решению собора был низложен, с запрещением в священно служении, бывший митрополит Киевский и всея Украины Филарет (Денисенко), и новым митрополитом был избран Блаженнейший Владимир (Сабодан). Ну а то что сделал Филарет вы уже знаете – он при поддержке Л.М. Кравчука, объявил себя Предстоятелем Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата.
От себя только хочу напомнить, что Никодим как вы помните родом, был из Румынии, а Филарет из Амвросианского района Донецкой области. И каждый из них действовал по-своему. Бывший житель Румынии пытался сохранить единство русской церкви и страну, а донецкий пытался наоборот эту церковь разрушить. В начале девяностых всё смешалось.
Тогда такое поведение Филарета красиво именовалось стремлением к независимости. Тенденции к обособленности набирали силу, что в церкви, что в Украине и сепаратизмом они по чему-то не назывались, хотя по сути своей были таковыми. И люди, понимавшие суть процессов, происходящих в государстве активно ими пользовались себе во благо. Тогда об этом в открытую не говорили, ведь совсем недавно «лидеры» трёх союзных республик подписали договор о создании СНГ. И раздел по живому огромной страны, в те годы официально не был сепаратизмом – это было стремление к независимости.
Мир перевернулся и в 2014 году стремление к объединению вокруг России стало именоваться в Украинских кругах не иначе как сепаратизм. Но оставим политику и вернёмся к храму, в котором служил настоятелем Протоиерей Ярослав Юрьевич Бовтюк, кстати один из участников и организаторов Собора. Он был уроженцем Иванофранковщины, до 1939 года Станисловское воеводство Галиции Польской республики. В шестидесятых годах этот человек смог сохранить храм действующим, - честь и хвала ему за это. Но вот в чём дело, сохранив храм настоятель привнёс в него что-то своё, западное - чуждое.
Не прошло и года, как рухнул Союз, а украинское общество уже раскалывалось на части, да и большой вопрос было ли оно тогда это общество? Смогло ли уцелеть с потерей государственности? Мы стояли в строю возле храма перед белым балдахином, накинутым сверху на какой-то несуразный булыжник – толи знак толи памятник и уже не понимали, что происходит. Было холодно сыро, всем хотелось в тепло и было обидно, что пропало воскресное увольнение в город.
Откуда-то появившаяся общественность и настоятель Украинского Православного храма Московского Патриархата всё-таки собирались открыть монумент героям. Собравшийся небольшой кучкой гражданский люд мялся на холоде, в ожидании торжественной части. Ситуация начинала немного напрягать и утомлять. Вдруг, створки церковных врат раскрылись, и гражданская публика замерла. В этот момент настала тишина, вызванная скорее облегчением и обычным любопытством, чем ожиданием духовного таинства. И в этой невольно наступившей тишине только пар, от дыхания сотен курсантов, подымался к верху. На пороге появился настоятель храма, который воспользовавшись моментом начал свою проповедь.
Поп проповедовал об истинности веры и любви к родине и родной земле. Кажется, ничего страшного не было в его словах. Но чем больше он говорил, тем яснее мне становилась тема его монолога. Человек был родом с западной Украины, в годы Второй мировой, а в моем понимании в Великую Отечественную Войну, его отец воевал за "незалежнисть" на стороне УПА. Потом НКВД еще несколько лет гоняло его и его семью по Карпатам, пока, наконец, загнало в один из лагерей ГУЛага, где-то под Магаданом. Там он и провел годы своей молодости. И только истинная вера, и любовь к родине помогла ему выжить в Сталинских застенках и при этом не опуститься. Он был счастлив от того, что дожил до этих лет и получил возможность открыть в Первой Столице бывшей Советской Украины памятник героям УПА, память о которых должна жить вечно в наших сердцах. Так же как живёт в его сердце память о его отце. И это говорил поп который служил в храме епархии признающий над собой духовное верховенство Московского Патриарха. Я был в шоке, от того, что оказался этим холодным воскресным ноябрьским утром на этом месте. Мой дед ведь не рядом с ними воевал, не с ними и не за это!
После слов Бовтюка, гражданская публика захлебнулась бурными овациями. Потом выступали какие-то дряхлые старички, которые в прошлом воевали за УПА. А я стоял и молча и наблюдал, как вытягивалось при этом от удивления лицо моего начальника курса, очевидно, что он испытывал примерно те же чувства что и я. Наш курсовой офицер, тяжело вздохнув, высморкался в сторонку и бесцеремонно выйдя из строя молча курил стоя под деревом. Мне было не понятно, почему я внук человека прошедшего всю войну в составе Красной Армии, должен шагать торжественным маршем, здесь на Могилках, в еще Советском городе Харькове у памятника каким-то бандеровцам. Что сделали для меня хорошего эти люди? И каким образом мы вообще были причастны друг к другу? Почему мне не сказали ни слова о том, что тут случится? Почему меня и окружающих, привели на Могилки, заставили стоять на осеннем сыром холоде в ожидании проповеди этого попа? Я чувствовал себя обманутым. Зачем сюда притащили этих стариков? Странно как-то всё это было, странно. Русский храм, его настоятель родом с западной Украины бывшей Польши, он сын солдата УПА ещё в Советском городе, но уже не в Советской Украине открывает памятник бойцам УПА. Зачем он это сделал именно тут, а не на могиле своего отца. Там бы, по крайней мере это не вызывало бы вопросов и было бы личным делом памяти и сыновьего долга этого человека. И я ещё невольно оказался причастным к процессу, который был мне не интересен, и к которому мне не было никакого дела. Мне было всё равно. Я был зол. Меня обманули. И тогда понял, что сам бы ни за что туда не пошёл.
И когда кото-то из старших офицеров воспитательной службы подал команду:
- К торжественному маршу! Поротно!....
Глядя на то, что происходит Мерцалов, просто дождался нашей очереди, подал команду:
- Походным, шагом марш!
И мы ушли…
А мои однокурсники, в 2014 году, похоже, забыли о том, что принимали участие в этом действе. А ведь уже тогда шла подмена понятий, житейских устоев, которая в конечном итоге привела к смене государственного строя, а в двух тысяче четырнадцатом году к полному краху того, что когда-то было Советской Украиной. Кстати сказать, памятник, свидетелем открытия которого я стал, неоднократно ломали. Так например ночью 20 декабря 2006 года памятный знак был повален неизвестными, ответственность за это взял на себя Евразийский союз молодежи. А с момента своей установки он простоял около тринадцати лет. Не правда ли, роковое число. В феврале пятнадцатого года эта малая архитектурная форма перестала существовать - под покровом ночи ее взорвали. Этот взрыв был признан террористическим актом в результате, которого, по счастливому стечению обстоятельств, никто не пострадал. И что-то мне подсказывает, что взорвали этот памятник те же силы, которые ставили его в девяносто втором году. Это не был протоирей Ярослав Бовтюк, вряд ли бы он сделал это, это были другие. Интересно взорвалось ли в тот момент, что-то в душе старого протоирея, которому тогда уже шёл восемьдесят первый год?
А вы говорите, что бандеровцев никто не видел. А может это и не бандеровцы были вовсе, а просто, как принято говорить у духовенства, «заблудшие овцы»?
Странный рассказ правда? Но в те годы всё было таким…